0
Казаки стали основной массовой базой Белого движения. Они же подняли восстания против советской власти и освободили территории, использованные затем белогвардейскими армиями для своего развёртывания. Без казачьего сопротивления не смогло бы состояться Белое движение вообще.
Тем не менее, и в ходе, и особенно по окончании гражданской войны белогвардейские мемуаристы, особенно из числа крупных военачальников (А.И. Деникин, П.Н. Врангель, А.С. Лукомский и др.), а также гражданских политических советников белогвардейских руководителей (К.Н. Соколов), предъявляли казакам претензии в том, что они не разделяли целей Белого движения, не хотели до конца воевать с большевиками, вели свою игру и, в конечном итоге, способствовали поражению Белого дела.
В мае 1918 года на территорию области Войска Донского вступили германские войска. Это тотчас послужило импульсом к восстанию донских казаков против власти большевиков. С помощью оружия, доставляемого немцами (то было, правда, трофейное оружие царской армии), донские казаки изгнали большевиков из своей области и провозгласили свою казачью государственность. Во главе её, в должности войскового атамана, встал генерал-майор П.Н. Краснов.
«Всевеликое войско Донское», как прозвалось новое государство, объявило о том, что его независимость только временная, до восстановления единого Российского государства. Однако подразумевалось, что в новую Россию Дон должен войти как автономная территория, со многими институтами собственной государственности.
Краснов всегда был и оставался монархистом, сторонником единства Российской империи. Однако в данной ситуации, как он впоследствии писал, он был обязан учитывать настроения казаков. Те отнюдь не рвались освобождать Россию, а хотели спокойно устроиться на своей земле. Краснов понимал, что большевики не дадут этого казакам, что предстоит борьба, но считал невозможным навязывать эти цели всем казакам до тех пор, пока они сами этого не поймут. Поэтому основную роль в борьбе с большевиками за всю Россию Краснов намеревался возложить на добровольческие формирования. Он начал создавать, для будущего «похода на Москву», добровольческие армии под собственным руководством. При этом совершенно не скрывалась монархическая идеология этих армий.
В той обстановке, когда немецкие войска занимали часть Дона и всю соседнюю Украину, Краснов строил свою политику на сотрудничестве с Германией. Он даже отправил посольство к кайзеру Вильгельму II. Сотрудничество не было обременительным для Дона. Германия в ту пору не взяла с него практически ничего. Зато в обмен на свою лояльность Краснов получил от немцев довольно большую партию оружия. Треть его он честно передал Добровольческой армии генерала Деникина. При этом ранее, во время мировой войны, Краснов исправно выполнял свой долг в сражениях с немцами.
Для генерала Деникина и его окружения сам факт сотрудничества Краснова с немцами был неприемлемым. Деникин не желал замечать очевидного: что только этим сотрудничеством обеспечивается тыл и снабжение его собственной армии. Деникин неизменно заявлял о своей верности Антанте. А самое главное: он хотел, от имени «единой, неделимой России», стать вождём всех российских антибольшевистских сил. На этом основании он неизменно требовал от Краснова политического подчинения.
Разногласия двух вождей привели к тому, что они стали действовать в расходящихся направлениях. Летом 1918 года, вместо помощи Дону и дальнейшего похода на Москву (или же соединения с белыми армиями Поволжья и Урала), Деникин отправился на юг – освобождать от большевиков Северный Кавказ.
После поражения Германии и прихода кораблей Антанты в южнорусские порты, и в условиях нового наступления красных, Деникину, с помощью английских и французских эмиссаров, удалось «уломать» Краснова. Тот в январе 1919 года был вынужден издать приказ о подчинении казачьих войск Дона «главнокомандующему вооружёнными силами на юге России», то есть Деникину. Правда, самого Краснова это не спасло от отставки, в которую в феврале его отправил Донской Войсковой круг (парламент).
В отличие от Дона, казачья Кубань сразу признала военное верховенство Деникина. Зато упорно отстаивала свою политическую самостоятельность. На Кубани, в отличие от Дона, наоборот, были сильны левые, демократические настроения. Кроме того, Кубань симпатизировала родственной самостийной Украине. Кубанская Рада сразу приняла манифест, в котором выражалось стремление построить новую Россию на основе федерации. Федерация была неприемлема для Деникина. Он считал, что она противоречит исповедуемому им принципу «единой неделимой России».
В течение лета и осени 1919 года шли постоянные консультации между представителями Главного командования и казачьих областей на предмет разграничения гражданской власти. Представители Деникина (деятели либеральной партии кадет) пытались принудить казаков отказаться от большинства атрибутов своей самостоятельности, стремились к централизации и концентрации властных полномочий в руках политических органов Главного командования. Казаки столь же упорно защищали своё право на недавно обретённую по факту автономию.
Конфликт между Главным командованием и Кубанской Радой вылился в её разгон в ноябре 1919 года, причём несколько членов Рады были повешены по приговору военно-полевого суда. Это не привело к желаемой консолидации, как надеялся Деникин. Наоборот, кубанские казаки стали в больших количествах дезертировать из действующей армии.
Казаки в массе храбро и самоотверженно сражались за освобождение своих земель. Это всегда признавали все очевидцы. Но те же казаки не столь охотно шли воевать с большевиками за пределами своих областей. Особенно много претензий высказывалось к кубанцам, чья область с конца 1918 года находилась в глубоком тылу белых армий.
Источником такого поведения казаков не было какое-то недомыслие или фатальная миролюбивость казаков по отношению к большевикам (которые 25 января 1919 года издали декрет об истреблении всего казачества). Цели Белого движения, декларированные его руководителями, лишь частично совпадали с политическими чаяниями казачества. Казаки ценили недавно обретённую свободу, и им совсем не улыбалось возвращение к порядкам Российской империи.
Белогвардейцы обвиняли казаков в нежелании воевать за «единую неделимую Россию» и в подрыве политического единства Белого движения (под которым они понимали безоговорочное подчинение казаков руководству белых). Но, очевидно, белым самим следовало бы учесть политические стремления массовой опоры их собственного дела.
*