5
После окончания Великой Отечественной войны некоторые офицеры Красной Армии, побывавшие в плену у нацистов, оказались в местах лишения свободы, но уже на собственной родине. В тюрьмах и лагерях их стали называть «автоматчиками» или «вояками», и судьба их на зонах сложилось очень по-разному.
В 1956 году маршал Советского Союза Георгий Жуков намеревался поднять тему бывших военнопленных-красноармейцев во время выступления на пленуме ЦК Компартии. По его словам, многие советские офицеры, побывавшие в плену врага и даже бежавшие из него и вернувшиеся к своим, подверглись несправедливым гонениям, заклеймены «предателями» и «врагами народа» и подвергнуты уголовному наказанию.
Маршал привел несколько примеров подобной несправедливости. Так, гвардии капитан Дмитрий Фурсов в 1946 году был осужден на восемь лет заключения. Его обвинили в добровольном сотрудничестве с оккупантами путем поступления в организованную гитлеровцами Казачью школу для офицеров. По словам Жукова, на сотрудничество капитан согласился, чтобы усыпить бдительность немцев. Дождавшись удобного момента, он смог организовать побег, заодно прихватив «языка».
Всего к концу Великой Отечественной в плену у гитлеровцев и их союзников находились более полутора миллионов советских военнослужащих. Все они подлежали проверке и фильтрации органами контрразведки СМЕРШ.
В итоге 42% красноармейцев (660 тысяч человек) были призваны в Вооруженные силы обратно, 22% – отправлены в рабочие батальоны в СССР, другие были привлечены к работам в воинских частях в странах Европы. Однако порядка 10-15% из попавших в плен солдат и офицеров Красной Армии – более 200 тысяч человек – были подвергнуты репрессиям, в том числе уголовной ответственности по тем или иным причинам.
Попавшие в места лишения свободы офицеры стали называться среди зеков «автоматчиками» или «вояками». Пополнять контингент зон они стали еще во время Великой Отечественной. Так, в 1942-1943 годах были созданы специальные фильтрационные лагеря, куда попадали освобожденные из плена офицеры.
Судьба теперь уже бывших офицеров складывалась на зоне по-разному. Их статус и положение в тюремной иерархии зависели от нескольких факторов. Одним из них было моральное состояние и психологическая устойчивость «автоматчика».
Среди осужденных офицеров было немало тех, кто держался очень уверенно. По всей видимости, сказывался военный опыт, в связи с которым притуплялось чувство страха из-за ежедневного риска на войне. Определенное моральное превосходство придавало «воякам» вес как защитникам отечества. Прошедшие горнило войны офицеры Красной Армии обладали духом независимости.
В арестантской среде такие «автоматчики» сразу резко выделялись на фоне безропотных «мужиков» (основной массы арестантов, середняков тюремной иерархии) и забитых «политических». Бывали случаи, что бывшие офицеры, в особенности, если они служили в разведке или морской пехоте, не боялись ввязываться в драку с целой бандой зеков.
Но некоторые из «вояк» терялись, очутившись в новой, незнакомой обстановке. Среди них не было такой сплоченности, как у блатных, объединенных воровским законом и моралью, понятиями и традициями криминального мира. Защитники родины испытывали глубокое потрясение, попав за колючую проволоку, они не могли смириться с тем, что им приходится мотать срок.
Сильное влияние на положение бывших офицеров Красной Армии в лагерях оказала «сучья война», начавшаяся сразу после окончания Великой Отечественной. Ее корни лежат в 1942 году, когда зеков стали призывать на службу. Часть воровского сообщества отправилась на фронт в добровольном порядке. Это было серьезным нарушением кодекса блатных, который гласил, что вор не должен сотрудничать с властью и уж тем более защищать ее с оружием в руках. В итоге блатные разделились на две противоборствующие группы: «старые законники» и «суки» – те, кто пошел на сотрудничество с властью.
Блатные старой закалки по большей части относились к красноармейцам с презрением. Для «законников» понятия родины, офицерской чести и прочие, которыми во время «базара» пытались оперировать военнослужащие, не значили ровным счетом ничего.
В камерах, где правили бал «правильные» блатные, «вояк» для начала пытались ломать психологически. Мол, ты за государство грудь под пули подставлял, кровь проливал, а оно тебя на зону. Еще один вариант: ты же кровопийц защищал, которые «нормальной братве» жизни не дают.
Иными словами, блатные старой закалки всячески старались внушить офицерам чувство вины и стыда. Если это удавалось, то красноармейца можно было считать морально сломленным, а раз так, то он автоматически переводился в категорию «чушек» – одну из низших каст тюремной иерархии.
В случае если не удавалось уничтожить психологически, «вояку» ломали физически. В ход шла грубая сила, постоянные побои и издевательства. Геройское прошлое «автоматчиков» и их заслуги на фронте для старозаконников не имели никакого значения, а наоборот, являлись отягчающим обстоятельством.
Несравнимо в более благоприятных условиях находились «автоматчики» там, где заправляли «суки». Воевавшие блатные, видевшие море крови и бившие врага вместе с другими красноармейцами, быстро находили общий язык с офицерами. Предубеждений против людей в форме у «ссученных» воров не было, поскольку некоторые из них сами носили погоны. Бывало, что блатной дослуживался и до офицерского звания.
Среди таких авторитетов сотрудничать с властью было не зазорно. Поэтому оказавшись в подобной среде, «автоматчик», как правило, имел все шансы со временем продвинуться по криминальной иерархии.
Таким образом, положение офицеров-красноармейцев в послевоенных тюрьмах зависело как от их физического состояния и морально-психологической устойчивости, так и от того, в какую среду они попадали – «старозаконную» или «сучью».
*