1
Русское командование заблаговременно готовилось к кампании 1812 года. Вторжение Великой армии в Россию не было неожиданностью. Отказавшись ещё в конце 1811 года от наступательного плана войны с Наполеоном, русское командование должно было избрать оборонительную стратегию. Однако для ведения оборонительной войны было сделано на удивление мало.
Начнём с того, что русская армия у западных границ Российской империи была раздроблена на три неравные части. Главная армия (примерно 100 тысяч человек, по оценке военачальника К. Клаузевица) под командованием М.Б. Барклая-де-Толли находилась в Литве, вторая армия (40 тысяч) под командованием П.И. Багратиона – южнее, в Белоруссии, и третья армия (40 тысяч) под командованием А.П. Тормасова – на Волыни. Стремление русского командования перекрыть все возможные направления движения армии Наполеона обрекало русскую армию на разгром по частям. А ведь пользоваться разделением сил противника и громить его по частям было излюбленным приемом Наполеона. При этом соединение 3-й армии с главными силами русских войск исключалось вовсе, ибо между ними лежали Припятские болота, труднопроходимые даже в ХХ веке. И только огромным напряжением сил удалось соединить 1-ю и 2-ю армии, но произошло это уже в ходе отступления, далеко от западной границы, у стен Смоленска. До этого момента обе армии постоянно рисковали быть разбитыми.
Александр I, бывший верховным главнокомандующим, принял план, предложенный ему прусским военным советником, перешедшим на русскую службу, - генералом К.Л. Пфулем. Согласно ему, у слияния рек Дрисса и Западная Двина был оборудован укреплённый лагерь, в котором надлежало укрыться 1-й армии, в то время как 2-я будет наступать на Наполеона с фланга. Что помешало бы Наполеону в этом случае, воспользовавшись пассивностью большей, 1-й армии, разбить сначала 2-ю, а потом обрушиться всеми силами на 1-ю – было совершенно непонятно.
Далее план Пфуля предусматривал следующее: в то время как часть армии Барклая укроется за редутами Дрисского лагеря, другая часть попытается воспрепятствовать переправе войск Наполеона через Двину. Почему этого не сделать силами всей армии, что увеличило бы шансы на успех, – тоже остается неясным. Дрисский лагерь находился в стороне от дорог как на Петербург, так и на Москву, и Наполеон имел все возможности обойти его с тыла. Наконец, в случае наверняка успешной переправы Наполеона через Двину русские войска оказались бы прижатыми в Дрисском лагере к большой реке, через которую у них в тылу было недостаточно переправ. Таким образом, заняв здесь оборону, русская армия попадала в мешок и неизбежно была бы вынуждена капитулировать, подобно тому, как это в 1805 году произошло с австрийской армией в крепости Ульм.
«Русская армия избегла этой опасности лишь благодаря чрезмерной неловкости и слабохарактерности Пфуля, которые похоронили его план раньше, чем он успел вызвать катастрофу», – писал Клаузевиц. Совершенно непонятно, чем руководствовался Пфуль, составляя этот «гениальный» план. По выражению Клаузевица, он «поступал как лунатик». Но Александр I, не очень сведущий в военном деле, одобрил этот план. К счастью, под давлением мнения генералов, которым довелось осмотреть Дрисскую позицию, царь вовремя согласился её покинуть и не давать бой в этом месте.
Итак, у русской армии, даже после соединения её главных сил под Смоленском, оставался пока только один путь – продолжать отступление вглубь страны. Исходя из конечной цели этого плана – растянуть коммуникации французской армии и ослабить её – решение дать сражение перед Москвой было ошибочным. Под Бородино русская армия была ослаблена сильнее французской, потеряв более 45 тысяч солдат и офицеров (армия Наполеона – от 33 до 38 тысяч). Если бы не Бородинская битва, то численность русских войск увеличилась бы, превзойдя по данному параметру наполеоновские силы, значительно раньше, чем это произошло на самом деле.
Ощутимым был также моральный урон, нанесённый русским в Бородинском сражении. В тот момент исход битвы воспринимался обеими сторонами как несомненная победа французов, тем более что сразу вслед за ней последовала сдача Москвы. «В этот период в русской армии господствовало настроение печали и подавленности, причём на мир в ближайшем же будущем смотрели как на единственный возможный исход… – свидетельствовал Клаузевиц, находившийся тогда в армии М.И. Кутузова. – Доверие к общему руководству войной сохранялось лишь в ничтожной мере». Стоило больших трудов преодолеть это уныние, которое, как можно полагать, было бы меньшим, если бы оставление Москвы было представлено как продолжение отступательного манёвра, а не являлось очевидным для всех следствием неудачного сражения.
Уже когда началось отступление армии Наполеона, у Александра I созрела мысль взять её в клещи при переправе через Березину. Со стороны фронта Наполеона продолжал преследовать Кутузов, в то время как корпуса П.Х. Витгенштейна и П.В. Чичагова должны были выйти соответственно с севера и юга на пути отступления французов. Прижатому к Березине со всех сторон Наполеону не оставалось бы ничего другого, как сдаться. Несмотря на то что, по оценке Клаузевица, диспозиция, составленная для этой кампании лично царём, «не могла быть выполнена», сам замысел окружить Великую армию, по признанию почти всех историков, едва не осуществился. В том, что этого не произошло, одни винят нерасторопность Чичагова, другие – Витгенштейна. Однако, всего вероятнее, сам Кутузов недостаточно энергично преследовал неприятеля.
Сохранились свидетельства современников, согласно которым Кутузов не скрывал своего намерения «построить» Наполеону на Березине «золотой мост», то есть предоставить ему свободную дорогу для отступления. Кутузов был крайне недоволен английским советником Р.Т. Уилсоном (которого считал шпионом), побуждавшим его от имени самого Александра I во что бы то ни стало взять Наполеона в плен. По мнению Кутузова, это вынудило бы французов к ожесточённому сопротивлению и привело бы к большим потерям среди русских, тогда как дальнейшее отступление и голод разрушили бы армию Наполеона без жертв с нашей стороны. Он считал, что пленение Наполеона входит только в интересы Англии, тогда как его, Кутузова, главная задача – выгнать Наполеона из России.
Намерение, конечно, благородное, но вряд ли дальновидное. Кутузов сознательно упустил возможность закончить всю войну одним ударом. А русским солдатам потом пришлось ещё в течение двух лет проливать свою кровь, сражаясь в Европе против ускользнувшего Наполеона.
*