Для жителей Москвы конца XVII - начала XVIII веков Немецкая слобода была своего рода Лас-Вегасом. Здесь можно всегда было разжиться табачком, горячительными напитками, поиграть в азартные игры, купить крамольную книгу, достать яд для врагов и завести внебрачные отношения.
Существует множество версий названия «Кукуй». Однако самую любопытную дал в XVII веке немецкий путешественник Адам Олеарий в своих записках: «Когда, бывало, жившие там (на Кукуе - ред.) жены немецких солдат увидят что-либо странное в проходящих случайно русских, то говорят обыкновенно между собою "Kuck, Kucke sie!” – "Глянь, глянь сюда!” Что русские повернули в срамное слово: «Немчин, мчись на …, …» Немцы жаловались царским дьякам на позорное поношение, те хватали, кнутобойничали, но охальники не переводились».
До этого были Наливки, «немецкое» поселение в районе современной Якиманки. Василий III отвел эту местность для расселения своей почетной охраны, состоящей из немцев, итальянцев и французов. «Наливчане» жили закрыто: своих ценностей никому не навязывали. Однако слобода долго не просуществовала: в 1571 году ее сжег крымский хан Девлет I Гирей.
Ко времени крымского набега на Москву, вероятно, уже существовал и Кукуй, расположенный недалеко от устья Яузы. В поселении, созданном по решению Ивана Грозного, проживали немцы, взятые в плен во время Ливонской войны.
Иван Васильевич относился к «языкам» в лучших традициях Женевской конвенции об обращении с военнопленными, которую составили лишь через четыре сотни лет – в 1929 году. Жителям Кукуя было разрешено заниматься своими ремеслами, исповедовать свою религию и даже торговать спиртными напитками, что было запрещено русским.
Ливонцы несколько злоупотребили царским либерализмом: через какое-то время москвичи стали писать жалобы митрополиту о том, что немцы целенаправленно спаивают православных и занимаются ростовщичеством. Ропот дошел до монарха, и тому пришлось отложить победу мультикультурализма. Слобода была сожжена, имущество лютеран экспроприировано, а сами они, по словам французского военного Жака Маржерета (находился на русской службе), были «зимой изгнаны нагими, в чем мать родила».
На какое-то время спаивание русского народа прекратилось. Но вскоре Кукуй был восстановлен. Этому поспособствовал Борис Годунов, который испытывал слабость к иностранцам и был главным патроном Немецкой слободы. Но наступившая Смута снова затормозила развитие Кукуя: несколько раз слобода сгорала дотла, а потом вновь возрождалась из пепла.
"Сбалансированные" времена наступили с воцарением Романовых, которые покровительствовали мигрантам. Уже в 1675 году Кукуй представлял собой настоящий «немецкий город, большой и людный».
Как известно, преданным поклонником Кукуя был Петр I, который порой больше времени проводил в слободе, нежели в Кремле. Здесь он пережил свой первый роман, примерил первый «импортный» сюртук, выкурил первую трубку, здесь он ввел новую должность «патриарха Московского, Кокуйского и всея Яузы». Позитивные впечатления юного царя имели роковые последствия для скучной Московской Руси. С началом петровских реформ в России железный занавес рухнул, и Немецкая слобода вышла из берегов.
А на берегах Невы вырос новый, фешенебельный Кукуй, который на два с лишним столетия стал столицей Российской империи. Ну а главным торжеством и полной победой Кукуя стал манифест Екатерины II, с которым в 1763 году российская императрица обратилась ко всему христианскому миру: «Всем иностранным дозволяем в Империю Нашу въезжать и селиться, где кто пожелает, во всех Наших Губерниях». Экспатам были обещаны фантастические привилегии: они на 30 лет освобождались от всяких налогов, а также им предоставлялись беспроцентные ссуды на десятилетний срок для заведения хозяйства.