0
Тридцатые годы XX века в Советском Союзе прошли под знаком резкого усиления власти И. В. Сталина, сопровождавшегося отходом от принципов мировой революции и политическими репрессиями – в сторону построения сильного государства. На этом фоне некоторые известные деятели культуры, таких как Максим Горький, обладавших большим авторитетом как в стране, так и за рубежом, становились смертельно опасны.
О том, как И. В. Сталин и его окружение боролись со своими политическими оппонентами, хорошо известно. Сложнее было с писателями и поэтами, имевшими большой вес в обществе и снискавшими себе славу истинных борцов за счастье трудового народа. Репрессии против них были невозможны по многим объективным причинам. Разрешить им работать также было нельзя, поскольку они, отчётливо понимая, что происходит в стране, могли начать работать против действующей власти. Особенно в этом отношении раздражал М. А. Горький. Писатель неоднократно пытался читать нравоучения и призывать к гуманизму В. И. Ленина, а затем и И. В. Сталина. Мало того, дружба писателя с Бухариным, конкурентом Сталина в борьбе за власть, казалась последнему очень опасной. Ощущая себя совестью революции, М. А. Горький активно агитировал за создание новой партии «Союза интеллигентов». Вместе с ним возглавить новую партию должны были деятели культуры и науки, разочаровавшиеся в советской власти. Этого допустить было никак нельзя. Горький должен был исчезнуть, желательно естественным путём. Он был нужен властям в качестве иконы, но никак не в качестве живого деятеля культуры. Чтобы снизить активность писателя, его фактически насильно не выпускали с дачи в Крыму. На письма писателя руководители государства отвечать перестали, а вся входящая корреспонденция подвергалась тщательной цензуре.
Вырваться из своего крымского заточения Горький смог лишь в мае 1936 года, когда неожиданно заболели гриппом две его внучки, жившие в Москве. Однако едва М. А. Горький приехал в Москву, как сам 1 июня свалился с гриппом, который плавно перешёл в воспаление лёгких и сердечную недостаточность. На первый взгляд ничего странного. Перемена климата и пожилой возраст писателя допускали подобный сценарий развития событий. Вот только сам писатель не верил в случайность своей болезни. Он считал, что его сын, умерший за два года до этого от аналогичной болезни, был отравлен. Тем не менее М. А. Горького перевели в Горки, где ещё недавно лечился В. И. Ленин, и приставили к нему сразу 17 лучших врачей. Однако писателю становилось всё хуже и хуже, несмотря на героические усилия светил советской медицины. Наконец 8 июня 1936 года врачи сообщили в Кремль, что пациент совсем плох и надо бы приехать попрощаться с ним. В Горки к больному тут же выехали Сталин, Молотов и Ворошилов. Врачи, думая, что всё уже решено, оставили больного без внимания. В этот момент присматривающая за Горьким акушерка Черткова самовольно решила вколоть больному большую дозу камфары, чтобы писателю стало полегче, и он мог нормально общаться с высокими гостями. В этот момент произошло чудо. Горькому настолько стало легче, что он встал с постели. Посетители были поражены, когда увидели не умирающего, а вполне активного писателя, который наотрез отказался говорить о своём здоровье, начав живо интересоваться текущими делами. Сталину даже пришлось послать за вином, чтобы выпить за выздоровление великого пролетарского писателя.
После того как гости уехали, здоровье М. А. Горького пошло на поправку. К 16 июня врачи констатировали, что кризис миновал. Но на другой день писателю резко стало хуже. Горький стал задыхаться, пульс скакал, губы посинели. Спустя сутки – 18 июня 1936 года – он скончался. Тут же по распоряжению Ягоды были опечатаны все комнаты в Горках, а бумаги писателя были подробно изучены представителями НКВД. М. А. Горького кремировали, а урну захоронили в Кремлёвской стене. Тем не менее по стране поползли слухи, что писателя отравили. Повод для появления подобных разговоров действительно был. В течение нескольких лет странным образом заболело и скоропостижно скончалось немало известных деятелей науки и культуры, открыто выражавших недовольство действующей властью. Примечательно, что похожая болезнь, как у Горького, наблюдалась у нескольких членов обслуживающего персонала в Горках, которые могли есть одну и ту же с писателем пищу. В то же время ряд исследователей указывает на активную работу в эти годы токсикологической лаборатории НКВД, которая в том числе занималась ядами. Генрих Ягода, отлично разбиравшийся в фармацевтике, был большим поклонником использования ядов в оперативных целях. Тем более что ещё когда Горький находился в Горках, в Москве открыто говорили о его смерти как о фактически свершившимся факте. Интересно отметить, что секретарь Союза писателей Юдин заявил знакомым, что Горький смертельно болен и умрет 31 мая, хотя писатель заболел только 1 июня. Этот и множество других косвенных фактов наводят на мысль о злонамеренном отравлении писателя ядом. Однако сказать что-либо наверняка невозможно. Если отравление и было, то все концы аккуратно зачистили. Свидетелей и документов в таких случаях не оставляют, а тело писателя было кремировано, исключив возможность для его повторного исследования.
*