Сколько ни потрачено было в своё время бумаги на «доказательство» исторической обусловленности, чуть ли не неизбежности «великой Октябрьской социалистической» революции, но невозможно было скрыть тот факт, что ключевым моментом в ней стало двойное решение ЦК партии большевиков от 10 (23) и 16 (29) октября о военном перевороте. Этого решения могло и не быть. Ленин тогда встретил резкую оппозицию некоторых своих соратников, считавших, что большевикам незачем противопоставлять себя другим социалистическим партиям, так как в Учредительном собрании левые силы должны быть вместе.
Ситуация складывалась таким образом. 12 (25) ноября 1917 года должны были состояться выборы во Всероссийское Учредительное собрание. Проведение выборов и подсчёт их итогов находились в ведении независимого от Временного правительства органа – Всероссийской комиссии по проведению выборов в Учредительное собрание. Хотя большевики и нагнетали страхи, будто Временное правительство не намерено созывать Учредительное собрание (а большевики, мол, будут гарантами его созыва), на самом деле у Временного правительства не было возможностей помешать выборам в Учредительное собрание, как не смогли помешать этому и большевики.
Многим в партии большевиков хотелось спокойной жизни в качестве легальной политической оппозиции. Ленин с апреля 1917 года, со своих знаменитых «Тезисов», постоянно преодолевал этот «парламентский уклон» своих товарищей. Ленину пришлось мобилизовать все свои полемические таланты и лидерские качества, чтобы убедить большинство членов ЦК последовать за ним сначала в принятии лозунга «Вся власть Советам!», затем в принятии курса на вооружённое свержение Временного правительства.
У оппонентов Ленина в те октябрьские дни как будто было предчувствие, что станет с ними лично, если большевики возьмут власть. Двое неизменно голосовавших против насильственного переворота – Г.Е. Зиновьев и Л.Б. Каменев – были расстреляны по указанию Сталина в один и тот же день, 25 августа 1936 года. Но и поддержавшие Ленина, получается, приблизили свою гибель. В.П. Милютин был расстрелян в 1937 году, А.С. Бубнов и Г.И. Ломов – в 1938-м, Г.Я. Сокольников был убит в тюрьме по приказу Сталина в 1939-м, а Л.Д. Троцкий – тоже по приказу Сталина, но в Мексике в 1940 году.
М.С. Урицкий был убит в результате покушения ещё 30 августа 1918 года. Он занимал должность председателя Петроградской ЧК и, естественно, оказался под ударом противников большевиков. Не было бы Октябрьского переворота, не возникло бы и ВЧК, и Урицкий прожил бы дольше. Явно приблизили свою смерть работой на изматывающих постах Я.М. Свердлов (председатель ВЦИК, умер в январе 1919 г.) и Ф.Э. Дзержинский (председатель ВЧК, 1926 г.). Да и сам Ленин, не возьми он власть, потратил бы меньше сил и энергии, а также не был бы ранен в результате покушения, явно укоротившего ему дни. Кроме Сталина, из того состава ЦК большевиков только А.М. Коллонтай удалось надолго пережить революцию и времена Большого террора. Оргия самоуничтожения – вот что представляла собой деятельность большевиков в результате победы в октябре 1917 года.
Если же большевики последовательно стояли бы за союз с другими левыми силами, то они вошли бы в Учредительное собрание и стали бы в нём, а также в следующем российском парламенте, сильной левой оппозицией. И почти все упомянутые деятели наверняка бы прожили более долгую жизнь.
Что можно было бы ожидать для России в случае отказа большевиков от захвата власти в конце 1917 года? Прежде всего, наверное, не было бы гражданской войны. Ведь она вспыхнула только в ответ на установление диктатуры большевиков и на проведение ими социалистического эксперимента. Вряд ли следовало ожидать установления какой-то контрреволюционной, правой, военной диктатуры – такая попытка уже провалилась в августе 1917 года. Но, в конце концов, никакая правая диктатура не смогла бы нанести России столько ущерба, сколько нанесла диктатура большевиков. Кроме того, как показал мировой опыт в ХХ веке, все диктатуры правых сил были кратковременными, а самой долгой оказалась как раз таки диктатура коммунистов в СССР.
Конечно, политический строй в России ещё долго оставался бы неустойчивым, и вряд ли парламентская демократия утвердилась бы в ней с первой попытки. Неизбежны были бы крупные социальные конфликты. Возможно, от России отпали бы многие территории. Но разве, так или иначе, Россия не потеряла их в конце ХХ века? Процесс политической трансформации пространства бывшей Российской империи растянулся бы на несколько десятилетий, но стране удалось бы избежать двух разрушительных кризисов – гражданской войны и начала 1990-х годов.
Очевидно, в Европе 1920-1930-х гг. было бы меньше предпосылок для установления фашистских диктатур. Ведь они, как и Белое движение в России, тоже возникли как реакция на радикальные, просоветские движения в своих странах. Не было бы советской власти в России – европейские коммунисты не имели бы перед собой примера для подражания – не было бы сильного левого движения в Европе – не было бы и противостоящего ему движения ультраправого. Следовательно, вероятность возникновения Второй мировой войны была бы значительно ниже.
А вот во внешней политике Россия не смогла бы встать наравне с победившими в Первой мировой войне державами Антанты. Ведь к осени 1917 года русская армия была уже сильно деморализована, фактически развалена. Самое большее, что ей оставалось в такой ситуации – продержаться до момента победы западных держав над Германией. После Февральской революции Россия уже не могла рассчитывать разжиться Константинополем и прочими территориальными приобретениями. Шанс на это сохранялся только при царском режиме и прочной армии. Но, не заключив Брестский мир, Россия не попала бы в международную изоляцию, а также могла рассчитывать на получение репараций с побеждённой Германии.
Навсегда останется тайной, что в действительности двигало Зиновьевым и Каменевым, возражавшими против восстания. Впрочем, если они в какой-то момент провидели свою судьбу, то ещё одна загадка – почему в те роковые дни октября 1917 года это проявилось только у них двоих из всего руководства большевиков.