0
В историю российской гражданской войны вписано немало кровавых страниц. Одна из них – действия некоторых белоказачьих атаманов в Сибири и на Дальнем Востоке.
Атаман Семиреченского казачьего войска Борис Анненков запомнился одним из самых жестоких сторонников Белого движения. Его зверства наводили ужас не только на большевиков и мирное население, но и на самих белогвардейцев.
Войска Анненкова, именовавшие себя партизанами, наводили «порядок» в Семиреченской области, подчиняя её власти атамана. Их противниками были не регулярные войска Красной армии, а местные крестьяне и казахи, стремившиеся к самоуправлению. Анненков без разбора объявлял их всех большевиками и истреблял.
В составе отрядов Анненкова были не только казаки, но и местные казахи (киргизы, как их тогда называли), китайцы, представители других национальностей, а также мобилизованные русские крестьяне. Последние при первой возможности пытались сбежать от атамана. Его избегали и казаки. Белогвардейцы старались всеми силами не получить назначение в части, находившиеся под командованием Анненкова. Всем, кто имел несчастье прогневать Анненкова, грозила лютая расправа. Очевидцы отмечали патологическую жестокость и изуверство Анненкова. Под стать ему были и его ближайшие соратники.
В августе 1918 года в Славгородском уезде Алтайской губернии вспыхнуло возмущение принудительной мобилизацией в войска Сибирского правительства. На подавление возмущения прибыл Анненков со своим полком, уничтожившим 500 человек. Были захвачены в плен и зарублены шашками на площади 87 делегатов уездного крестьянского съезда. Анненковцы насиловали и расстреливали женщин и девушек, причём пример в этом деле показывал сам атаман.
В октябре 1919 года анненковцы подавили восстание русских крестьян в Лепсинском уезде, зарубив и расстреляв несколько тысяч человек, причём в ряде селений были поголовно вырезаны все мужчины. Зимой 1919/20 года в распоряжение отряда Анненкова отошли разбитые уральские и оренбургские казаки, многие – с семьями. Анненков разрешил своим подчинённым грабить и убивать пришедших, насиловать их жён и дочерей.
Когда Анненков решил уходить в Китай, он приказал своим подчинённым насиловать и убивать всех женщин-беженок. От расправы случайно спаслась дочь казачьего унтер-офицера, отделавшись лишь отрубленной рукой.
За свои «подвиги» Анненков уже в октябре 1918 года был произведён Сибирским правительством в генерал-майоры и награждён Георгием 4-й степени. В высших штабах прекрасно знали про его «художества», но, очевидно, действовал принцип «своего сукина сына».
Атаман неизменно отклонял приказы отправить часть своих войск на фронт. Впрочем, там от них было мало пользы. Когда ему не удалось отвертеться, и его молодцы прибыли в действующую армию, то там в первые же дни командованию пришлось расстрелять 16 человек из них за убийства граждан и сослуживцев из других частей.
Непосредственным начальником Анненкова был атаман Сибирского казачьего войска генерал Павел Иванов (псевдоним Ринов). В начале 1918 года он сыграл значительную роль при подготовке совместного с чехословаками вооружённого выступления офицеров по всей Сибири.
Командир американских интервенционистских войск в Сибири генерал Вильям Грейвз рассказывает про такой случай, когда к нему обратилась женщина с просьбой как-то воздействовать на казаков Иванова-Ринова, замучивших до смерти нескольких мужчин села и не позволявших их похоронить. Отправленный Грейвзом в село офицер собрал свидетельства жутких расправ казаков над сельчанами, уклонявшимися от мобилизации, и просил начальника больше не посылать его в такие командировки.
На Дальнем Востоке орудовали войска атаманов казачьих войск: Забайкальского – Григория Семёнова, Амурского – Ивана Гамова, Уссурийского – Ивана Калмыкова.
«Полковник Морроу, – писал Грейвз, – командовавший американскими войсками в забайкальском секторе, доложил о самом жестоком, бессердечном и почти невероятном убийстве целой деревни Семёновым. Когда его войска подошли к деревне, жители, по-видимому, попытались убежать из своих домов, но солдаты Семёнова стреляли в них — мужчин, женщин и детей,— как будто охотились на кроликов, и бросили их тела на месте убийства. Они застрелили не кого-то одного, но всех в этой деревне. Полковник Морроу заставил японца и француза отправиться с американским офицером для расследования этого массового убийства, и рассказанное мною содержится в докладе, подписанном американцем, французом и японцем. В дополнение к вышеописанному офицеры сообщили, что обнаружили тела четырёх или пяти мужчин, которые были, очевидно, сожжены заживо».
В тюрьме в Кяхте семёновцы уничтожили без суда около полутора тысяч заключённых, свезённых из разных мест Сибири. Грейвз свидетельствовал, что некоторые прибывавшие к Семёнову эшелоны с арестованными расстреливались поголовно.
Атамана Калмыкова американский командующий характеризовал как «убийцу, разбойника и головореза»: «Он был самым отъявленным негодяем, которого я когда-либо видел, и я сомневаюсь, что есть хоть одно преступление, которого бы Калмыков не совершил». Он установил режим такого «террора, насилия и кровопролития, который заставил его собственные войска взбунтоваться и искать защиты у американской армии». Барон Алексей фон Будберг, бывший военным министром у Колчака, характеризовал Калмыкова как квалифицированного военного преступника.
Подытоживая деяния его и других атаманов, Будберг отмечал, что они сделали всё возможное, чтобы настроить население Сибири в пользу большевиков. Грейвз уверенно утверждал, что на одного убитого в Восточной Сибири антибольшевика наверняка придётся не меньше сотни большевиков и сочувствующих. Пожалуй, из названных атаманов только Гамову посчастливилось не остаться в памяти (и на этом фоне) как столь кровавому палачу.
Однако некоторые свидетельства могут сгущать краски. Между дальневосточными атаманами и Колчаком существовала сильная неприязнь. Эти атаманы до марта 1919 года не признавали правительство Колчака, а после признали его чисто формально. Они ориентировались на Японию и пытались создать, с её помощью, отдельное казацкое государство на Дальнем Востоке, а американцы, соответственно, считали их японскими марионетками. Грейвзу было выгодно собирать самые компрометирующие сведения об атаманах.
Хотя, конечно, факты массовых расправ по приказам колчаковских атаманов над военнопленными и гражданским населением происходили, причём в значительном количестве. Иначе и не могло быть, если сам Колчак признавался в узком кругу, что смотрит на гражданскую войну просто: либо мы перестреляем коммунистов, либо они нас. Что уж говорить про его подчинённых.
*