0
Жанр исторических альтернатив родился не в последние десятилетия, а значительно раньше. Сторона, проигравшая в каком-то конфликте, потом принималась анализировать допущенные ошибки, причины своей неудачи и задним числом отыскивать пути, которые могли привести к победе. Особенно ярко это проявилось в белой эмиграции после окончания гражданской войны в России. Допущение такого рода альтернатив не было чуждо и ранней советской историографии, пока она ещё не превратилась в казённое мифотворчество.
Альтернативы, которые мемуаристы и историки русского зарубежья предлагали для Белого движения, можно разбить на две категории. Одни касались только военно-стратегических аспектов и доказывали, что только неверный выбор направлений или времени ударов помешал победить большевиков. Другие находили причины поражения в политических событиях, отталкиваясь от аксиомы, что гражданская война есть прежде всего конфликт политический и уже во вторую очередь – битва армий.
Летом 1918 года Красная армия ещё только организовывалась. Однако и силы её противников находились в стадии становления. Тем не менее, шансы белогвардейцев победить в это время были, видимо, выше всего, если бы они смогли правильно распорядиться своими силами.
Об этом писал в 1925 году красный командир, бывший подполковник царской армии Николай Какурин. Он обратил внимание на разное время таких выступлений против советской власти, как мятеж белочехов на Транссибирской магистрали (май-июнь 1918), восстания в ряде городов Центральной России, подготовленные организацией эсера Бориса Савинкова (июль 1918) и высадка английских войск в Архангельске (август 1918). Если бы все эти акции произошли одновременно и согласованно, то мог возникнуть Северо-Восточный фронт гражданской войны в относительной близости от Москвы – в Верхнем Поволжье. И тогда шансы на удержание советской власти были бы очень зыбкими.
В это же время, летом 1918 года, разные перспективы открывались перед Добровольческой армией генерала Деникина на юге России. Она могла перебазироваться на север Донской области, восставшей против большевиков, и оттуда начать поход на Москву, как предлагал донской атаман Пётр Краснов. Также группировка войск с Дона могла пойти на Царицын, затем на Саратов и соединиться с белогвардейскими армиями востока страны. За эту идею выступал «верховный руководитель» Добровольческой армии генерал Михаил Алексеев. Но Деникин предпочёл двигаться в сторону от жизненно важных центров советской России и помогать освободиться казачьим областям Северного Кавказа.
Перспектива создания единого белого фронта возникла ещё раз весной 1919 года, когда развернули своё наступление армии генерала Деникина на юге России и адмирала Колчака на востоке. Однако оба главнокомандующих, вместо того, чтобы двинуться на соединение в районе Нижней Волги, предпочли наступать по расходящимся направлениям. Свой главный удар Колчак наносил по направлению Казань — Нижний Новгород — Москва, а Деникин двигался по маршруту Донбасс — Харьков — Москва.
О важности нижневолжского направления неизменно говорил Деникину генерал Врангель, предлагавший бросить основные силы Добровольческой армии на Царицын — Саратов. Но Деникин выделил войска на это направление только после того, как армии Колчака уже потерпели поражение на Средней Волге и начали отступать.
Однако летом 1919 года армии Деникина казались достаточно сильными, чтобы в одиночку захватить Москву. После взятия Харькова в июне Врангель предложил сосредоточить все кавалерийские части белых войск юга России для действий в сторону Москвы по кратчайшему направлению. Но деникинская армия вместо этого двинулась на Украину, где затем ввязалась в бои с петлюровцами и махновцами, разом превратившимися из врагов советской власти в её фактических союзников. Поход на Москву развернулся только осенью, когда большевики уже сумели консолидировать свои силы.
Выбор того или иного стратегического направления был обусловлен, как правило, политикой. Так, Деникин лишь потому в 1918 году пошёл на Северный Кавказ, чтобы тот не достался немцам. Раскол антисоветского движения в 1918 году на «германскую» и «антантовскую» ориентации помешал согласованным действиям разных его частей. Когда же фактор Германии, в силу её поражения в мировой войне, отпал, то большевики уже успели создать мощную Красную армию.
Деникин и ещё ряд белогвардейцев обвиняли после войны западные державы в том, что они не оказали Белому движению достаточной военной помощи, хотя свержение большевиков было в их прямых интересах. Несомненно, что более масштабная интервенция Антанты могла привести к падению советской власти. Думается, однако, что правители Англии, Франции, США и др. лучше, чем Деникин, понимали свои интересы в России.
Многие усматривали причину поражения Белого дела в том, что Колчак и Деникин своими диктаторскими претензиями и опорой на крайне правые круги оттолкнули от себя все демократические силы. Отмечали, что казаки неохотно воевали за пределами своих казацких земель, так как белогвардейщина всё больше напоминала им реставрацию царского режима, оставившего по себе не лучшие воспоминания. Деникин и Колчак, безусловно, не нашли общего языка с национальными движениями, стремившимися к автономии от России.
Однако самым большим политическим просчётом Белого движения стало, конечно же, нежелание пойти навстречу интересам массы крестьянства. Правительства бывших царских генералов и адмиралов возвращали помещикам землю, отобранную крестьянами в 1917-1919 гг., а где не могли – компенсировали её утрату помещикам за счёт крестьян. Результат: те крестьянские повстанцы, которые воевали против красных, с приходом белогвардейцев поворачивали оружие против них. Только в 1920 году Врангель в Крыму и Северной Таврии издал указ о закреплении земли за крестьянами (правда, за выкуп в рассрочку), но этот поворот в белогвардейской политике случился слишком поздно.
На фоне отношения многомиллионного крестьянства к борьбе сторон в гражданской войне все прочие факторы – расплывчатость лозунгов Белого движения, отсутствие демократии, отношение к национальностям, личность руководителей, выбор главного удара и т.п. – сыграли незначительную роль. Белые не обрели массовой социальной опоры.
Конечно, невозможно утверждать, что сделай вожди белых армий тот или иной шаг – и победа была бы им обеспечена. Но возможностей для неё, несомненно, было бы больше.
Вообще, очевидно, что, при наличии массового сопротивления советской власти со стороны всех слоёв населения во всех регионах России, Белое движение явно не сумело использовать очень многих предоставлявшихся ему шансов для победы.
*